|
|
|
|
|
|
Дочь Егора Савельевича, Анюта, не выдержав такие повороты
жизни,бросилась вниз головой в проруби Пятницкого пруда. Хозяйство
Егора Савельевича отобрали, из дома выселили.
Подросток Анатолий вскоре также умер.
Сын Иван жил дольше. Скитался где приютят. Остался неженатым и
без семьи. Документов никаких не имел. Естественно, паспортов в то
время ни у кого не было. На работу нигде не принимали, он ютился
кое-где и как попало, кормился подаянием во славу спасителя Иисуса
Христа.
После возвращения из Колымы, видимо, в 1950 г., я встречался с
Иваном Егоровичем. Он был не по годам, тих и дряхл. Хотя лет было
небогато. Разговор был очень тихий, застенчивый. Напуганный
разговор вёл всегда с вечной улыбкой, детской и наивной, как у
Чарльза Хайдара. О других дочерях Егора Савельевича, особенно
сказать не могу и не знаю. Буду жив, - летом
1987 года, постараюсь побыть в Пятницком, узнать, что возможно, и
тогда, может быть, постараюсь написать.
Тётка моя по маме, Мария Константиновна, была замужем за
Пятницким мужиком Тихоном. У них было три сына - Иван, Анатолий,
Василий и две дочери. Дядя Тихон умер рано. Пришли всё те же 30-е
годы. Твёрдые задания, конфискация. От тяжёлых и необоснованных
притеснений рано умерла и Мария Константиновна. Сын их Иван и сын
Анатолий - участники Великой Отечественной войны, Иван - инвалид I
группы.
У будущей моей жены Валентины Иосифовны, отец такие был
репрессирован в период коллективизации. Первый раз отбывал на
строительстве канала "Волга-Москва". Отбыл срок. Был освобождён.
Работал в колхозе. Но с ним пошутила та присказка, которая говорит,
что кто попробовал в первый раз тюремной баланды, ему неминуемо
придётся отведать её вторично. И он её отведал: вторично
арестовали. Дали срок. Сослали. И уж никто не узнал и не узнает,
где могилка его.
Тёще моей, Марфе Николаевне, пришлось также очень тяжело. Муж
пропал без вести в дебрях исправительно-трудовых лагерей. На руках
остались малолетние две дочери и сын. Сначала, работала в колхозе
д. Большие Колмыки им. Крупской по наряду за "полочки", за которые
давали очень скудно, хотя "полочек" было много. В ноябре 1941 года,
фронт ВОВ докатился до Тулы и, отступая из-под Тулы, немцы сожгли
часть жилых домов селения и семье пришлось уйти из деревни и
поселиться недалеко от Угольной шахты, приобретя однокомнатную
землянку.
В связи с начатой темой репрессий, не могу не упомянуть о
семье племянницы тёщи Марфы Николаевны, Александровне, которая,
будучи замужем за Никтаром, работая и будучи на хорошем счету был
также репрессирована в 1937 году. Он был судим, отбывал срок.
Впоследствии был реабилитирован, а где холмик его могилы, родные
(жена Александра и сыновья), не установили.
И вот таких примеров, периода коллективизации и культа,
десятилетия 1930-1940 годов, хоть отбавляй, да некуда.
Как я выше указал, арестовали меня 1 июля 1937 года. Следствие
началось со 2 июля. Закончилось где-то около 20-го июля, и
следователь объявил, что следствие - закончено, жди заседания
Военного трибунала. Во время следствия находился один в камере
отрядной гаупвахты. Издевательствам и избиениям не подвергался.
Следователь же всякий раз своим казуистическим крючкотворством,
стремился извратить мои показания.
К началу апреля меня нашли сведения из дома, что мой отец
арестован за кражу колхозного сена и осуждён на три года. Отбывал
он в Канске и, возвратясь из лагеря 14 января 1941 года, умер.
При начале следствия я сразу же доложил следователю, что мой
отец осуждён, но это к моему делу не имеет никакого отношения.
Впоследствии я видел в моём деле справку Морковщинского сельского
совета об осуждении моего отца. Об осуждении отца следователь так и
ни разу не напомнил.
22 июля 1937 года, состоялось заседание выездной сессии
Военного трибунала пограничной охраны по Винницкой области.
|
|
|
|
|
|